Владимир Загвоздкин, житель пос. Северного, развернул на моем столе газетный сверток, и я увидела хрупкую еловую веточку. По опыту знаю, что максимум через месяц иголки с таких веточек осыпаются, и потому даже побоялась к ней притронуться. А так хотелось! Ведь к ней еще и были прикреплены игрушки: крохотная шишка, грибочек, пара шариков. Из чего же они сделаны? И Виктор Трофимович рассказал удивительную историю.
– Этой веточке 67 лет. Во время фашистской оккупации нам с мамой пришлось жить в Каменке-Днепров¬ской в одном доме с немцами. В 1942 г. мне было около пяти лет. Отец воевал (а позже погиб в Венгрии). Старший брат у меня был, Алексей. Мы его прятали, чтобы в Германию не угнали. Ночью немцы часто ходили с проверками. Мы, чтобы его не нашли, накрывали одеялами, подушками и ложились сверху. Но однажды немцы делали облаву, нашли брата и схватили. Несколько дней продержали у себя. Потом я не знаю, как он убежал во время этапа, но вскоре Леша был дома. Так до конца оккупации мы его и прятали.
Был новогодний вечер, и немцы стали устанавливать елку во дворе. Украшали ее игрушками, дождиком, ватой. Она была выше меня ростом. И я смотрел на все это с большим удивлением, ведь нам елок никто не ставил – были холод, голод, страх… А тут – ощущение приближающегося праздника. Я ходил возле немцев с разинутым ртом. Они заметили это и решили «пошутить». Один из них намазал кусок хлеба маслом, посыпал махоркой и дал мне в руки. А я ведь не знал, чем мне посыпали кусочек хлеба, с жадностью схватил его, откусил, не разглядывая, и проглотил. И тут же во рту так запекло, что из глаз потекли слезы, а немцы дико засмеялись.
В тот момент в комнату вошел мужчина старше их по званию и увидел, что я плачу. Он взял этот бутерброд, выяснил, что произошло и… заставил съесть его весь того солдата, который мне его намазал. Солдат давился, но ел. После этого старший такую оплеуху дал своему подчиненному, что тот отлетел к стенке. А я еще больше заревел.
– И почему вы решили, что тот немец был старшим по званию, может, просто – более честным?
– От мамы, наверное, понял так. Мы с ней были так благодарны ему: мама – за то, что я остался жив, а я – за то, что он подарил мне эту волшебную веточку. Я даже имя помню того немца – Курт Гофман. Вот бы встретить его! Немцы – благополучная, здоровая нация, может, жив еще…
Тогда мой защитник дал мне в руки буханку хлеба, шоколадку и в придачу отломил от елки веточку… И вот прошло 67 лет, и я принес частичку истории к вам в редакцию.
– Как же вы ее сохранили?
– Не знаю, так получилось. Она дома у меня всегда под стеклом лежит.
– Владимир Трофимович, сколько вы прожили под одной крышей с немцами?
– С 1941 по 1943 г. Они нас не обижали. Но я вечно попадал в какой-то переплет. Вот, например, игрался на улице в окопе и залез на пулемет. Случайно нажал на курок, и очередь выстрелила в воздух. Немцы выбежали на улицу и прижали меня к стене. Я заплакал, мама тоже в слезы, просила ничего со мной не делать. Ну, видимо, в рубашке родился, не тронули меня.
– Почему же иголки не опали до сих пор? Вы, наверное, клеем прикрепили их?
– Так это же искусственная елка!
– Не может быть! – воскликнула я. – Искусственные елки во время войны?! Из книг знаю и от бабушки, что никаких искусственных елок тогда еще не было.
– Это у нас в СССР не было, а в Германии, видно, были. Елка сделана из… бумаги. Но чем-то пропитана, потому и держится. И игрушки, кстати, тоже из бумаги, типа папье-маше (быстро твердеющее вещество из бумажной массы, смешанной с клеем, гипсом, мелом, применяемое для изготовления различных предметов путем прессования. – Авт.).
Я дотронулась и чуть-чуть потянула иголочку. Действительно, не отрывается. Эта простенькая для нашего времени игрушка напомнила о старинных открытках – четко вырисованных тонкими линиями и сентиментальных.
– Дети и внуки, наверное, также боятся прикасаться к этой реликвии, это как прикосновение к истории, к семейным корням.
– Да, они понимают меня. Мы с женой Екатериной имеем двоих детей и троих внуков. В следующем году будет 50 лет, как мы вместе. Она из села Менделеевки Никополь¬ского района. Познакомились с ней у моего родственника. Немного покрутили пластинки, – улыбнулся Владимир Трофимович, – и меня отправили в армию. Писали друг другу письма, а потом чего-то перестали. Но произошел один случай. Я служил в зенитной артиллерии. Мы тогда были на боевых учениях, стреляли с «зенитки». А парень, который подавал мне снаряды, был слабеньким, невысокого роста. Снаряды тяжелые – 33 кг! И вот он спешил подать снаряд и не удержал его. Снаряд чуть не упал на землю, но я подставил ногу. Он не ударился и потому не взорвался. Так я спас всех. Но ногу сильно повредил. Полтора месяца пролежал в госпитале, потом отправили домой. Екатерина, когда узнала, что я приехал домой, сразу же прибежала ко мне. И до сих пор не убежала... – засмеялся дед.
– У внуков горизонтов выбора жизненного пути больше, чем у вас было…
– Конечно. Внучка учится в Днепропетровске на факультете иностранных языков, внук работает в рекламном бизнесе, второй – учится на автомеханика в училище №42.
– Как вы думаете, они сохранят эту веточку как семейную реликвию?
– Я думаю, что да. Ведь этот случай был для меня значительным, историческим. Надеюсь, что мои внуки проникнутся им...
Алена МАКАРЕНКО, «Репортер»
